2 ноября в зале театра «Алики» на улице Америкис в центре Афин состоялся Первый Симпозиум «Инвестируя в культуру», организованный Греко-американской Торговой Палатой и компанией Международные Культурные связи.
По просьбе последней Центр Культуры и Развития «AVANTGARDE» пригласил в Афины участвовать в Симпозиуме выдающего современного писателя Владимира Шарова, обладателя российского «Букера-2014» за книгу «Возвращение в Египет».
Владимир Шаров выступил в разделе «Культура дает толчок региональному развитию». Содокладчиками Владимира Шарова на эту тему были бывший министр культуры Греции (в бытность премьер-министром Андреаса Папандреу) Ставрос Бенос, заместитель ректора Салоникского университета им. Аристотеля Деспина Клаваниду, а центральными докладчиками Симпозиума были приглашены Лука Кацели, бывший министр труда и социального страхования Греции, ныне – Президент Греческого Союза Банков, и Werner Hoyer, Президент Европейского Инвестиционного банка.
Владимир Шаров был, пожалуй, единственным, кто, не оперируя цифрами, результатами опросов и диаграммами, сумел просто и ясно показать, что происходит с обществом, в котором умирает культура.
Поэтому неудивительно, что именно его краткое и простое выступление произвело на аудиторию — и особенно на журналистскую – особое впечатление.
Хочется добавить, что никого из русскоязычных журналистов на Симпозиуме не оказалось. Что ж, жаль, они лишились возможности побеседовать с одним из мудрейших не просто литераторов, а людей современной России.
Интервью у Владимира Шарова взяла, однако, известная греческая журналистка Иоанна Клефтоянни, которое мы – как только оно будет опубликовано – немедленно обнародуем.
Вот что сказал Владимир Шаров 2 ноября в Афинах.
«Я очень рад, что нахожусь сегодня здесь.
Для меня это огромная честь, ведь я начинал как античник-историк, но в любом случае, ни одну культуру, в том числе и российскую, невозможно понять без Греции, без Византии. Без них ничего не видно, не слышно.
Когда-то во времена полисов, в Древней Греции, делали инвестиции в культуру, строили храмы и общественные здания, нанимали драматургов, скульпторов, художников. И все это продолжает жить, и уже не одну тысячу лет. Причем, интенсивность этой жизни совершенно не ослабевает. В России уже давно переводческие школы строятся на понимании текстов, на понимании переводов различными переводчиками Гомера – Гнедичем, Жуковским.
Если вы собираетесь заниматься российской историей, то она непонятна вне взаимосвязи с античной и византийской историей. Мне кажется, что это имеет прямое отношение к эффективности вложений государства в культуру.
Я, к сожалению, никаких цифр не знаю, и могу судить об этом лишь самыми общими представлениями и самыми общими метафорами. В основе всех этих представлений только великая благодарность за то, что это было, за то, что кто-то это делал, кто-то это ваял, кто-то строил, прокладывал дороги, решал задачи по физике и математике, и прогуливался со своими учениками по садам Аркадии.
Я хотел бы рассказать чисто русскую историю, которая больше похожа на притчу, и которую я вычитал в одном журнале-альманахе.
Маленький город в Челябинской области, с каким- то заводиком, где жил толстый и неуклюжий человек, который работал киномехаником. Ни семьи, ни детей у него не было, он привозил очень хорошие фильмы, но совсем плохие копии, а на все деньги, которые зарабатывал, очень небольшие, он покупал книги. Эта история – конца семидесятых, начала восьмидесятых годов, то есть, очень старая история.
И все у него собирались, обсуждали эти книги, читали, очень часто брали их и не возвращали, потому что это были очень хорошие книжки.
Относились к нему в общем иронично.
Потом он умер, довольно рано, и выяснилось, что жизнь в этом городке кончилась, потому что негде было встречаться, и никто не привозил книг. Не о чем было говорить, и кино хорошего тоже не было. И люди стали разъезжаться, интеллигенция стала уезжать из этого маленького городка.
А потом лет через двадцать они начали писать друг другу письма, стали вспоминать киномеханика и опубликовали воспоминания о нем в этом альманахе. Они писали о нем, как о самом важном человеке в их жизни, который научил их читать хорошие книги, понимать хорошую поэзию и отличать ее от поэзии не очень хорошей…
Я, как всякий литератор, занимаюсь довольно аутичной работой, пять-шесть лет сижу один на один с машинкой пишущей, с бумагой, а потом выхожу в свет. И вот в последние полтора года, у меня получился некоторый естественный перерыв в работе, когда одно уже кончилось, а другое еще не началось, и я довольно много езжу по России. Я был на Алтае, только что вернулся из Красноярска, из Мурманской области, в общем – в Сибири и на Севере.
Обычно меня, и тех литераторов, которые путешествуют со мной, возят по районным библиотекам, где мы выступаем.
И все, кто нас принимает и возит, говорят в один голос, что вне библиотеки жизни в этих маленьких городках нет. Как только перестают поступать новые книги и перестают приходить читатели, жизнь прекращается, как произошло в истории о том человеке.
Многие книги, на которые нет большого спроса, не доходят даже до больших областных центров, не то что до районов.
Конечно, выписываются толстые журналы разного направления, разного стиля, разного понимания жизни и сути жизни, и вообще, какой должны быть литература. И люди читают эти журналы и получают вполне репрезентативную картину того, о чем люди в той же стране думают. Это как бы их собеседники, вне которого они не представляют свою жизнь.
Но вот, что происходит: в районных библиотеках становится все меньше денег, и они все меньше выписывают толстых журналов, и вот это на самом деле огромная катастрофа для сельской интеллигенции, которая держит культуру и не дает ей упасть и обрушиться.
Мне трудно судить, какая ситуация в Греции, но в России следует дать возможность всем библиотекам выписывать толстые журналы самых разных стилей и направлений.
Потому что, если интеллигенция начнет уезжать из малых городов, восполнить ее будет некем.
Поэтому культура, как мне кажется, и есть основа жизни. Причем, в абсолютной независимости от этих цифр, которые я сам, разумеется, не знаю. Она и есть сама жизнь, и это единственное, что после нас остается.
Потому что, кроме литературы, ничто другое не может сохранить то, какими мы были, как мы любили и как страдали, сохранить бесконечную изменчивость наших настроений, симпатии, антипатии, только в книгах воспоминаний, в дневниках, мы остаемся такими, какими мы были.
И когда это начинает гибнуть, как происходило в России после Гражданской войны, тогда исчезает последний, как мне представляется, смысл нашей жизни – сохранить то понимание жизни, какое свойственно нам, было свойственно нашим отцам, и в общем, связать разные поколения, показать преемственность и необходимость их друг в друге.
Там, где кончается культура, кончается жизнь».
